Из истории АРТМУЗЫ - от первого лица

Завсегдатаи и давние друзья АРТМУЗЫ знают, что в 1980-х здесь располагался завод музыкальных инструментов «Муздеталь».
Свидетельства того времени присутствуют в музее и сегодня: например, гитара в одном из «тайных» его закоулков….
Так что творческая атмосфера начала концентрироваться в этих стенах задолго до открытия АРТМУЗЫ: «сначала была мелодия». 

Рассказ о былом из первых уст, - фрагмент  воспоминаний Александра Алексеевича Краснощёкова, мастера завода музыкальных инструментов «Муздеталь». 

…Когда я сделал образцы гитар, это где-то 1982 год был, и их начали внедрять, наши «овейшены». До этого всё было как-то вяло, говорили «да-да, надо-надо» – но надо ли им это «надо»? А потом пришёл Макаревич по наводке Миши Боярского, который до этого заказал мне модернизированную 12-струнную (я всего ему три гитары сделал: две с корпусами от стандартных 12-струнок, одна такой санбёрст красноватенький, вторая вся чёрная, но обе с кантиками, с перламутровыми квадратиками на грифе, красивые, и потом ещё «овейшен»). Ну и Макаревич увидел у Миши мои гитары, приехали они на фабрику, ходили, спрашивали, нельзя ли что-нибудь такое же сделать? А я уже сделал к тому моменту большой пластиковый корпус, он в станок не должен был лезть, я делал цулаги сборочные сам, отдельные, поэтому мне неважно было, сколько между стойками пресса – и я его сделал длиной 52 см, как OVATION, шириной 40, и высотой нормальной, потому что на серийной мне сказали высоту срезать, поскольку прессовый щит, который поджимает, он низкий, больше не раздвинуть. Поэтому она такая куцая к клёцу нижнему. И вот я им сделал, Макаревичу и Кутикову, две гитары. Я их сделал немного разными: на одной был гриф с кантиками, покрасивей как бы. А я всегда спрашиваю, как получились гитары, как они себя ведут, и Андрея тоже потом как-то спросил. Та, которая с кантиками, когда её на спектрометре проверяли, говорит, у неё немножко не хватает по басам, а вот эта вот вторая – ну шикарная, идеально от и до, весь спектр. Это вот с корпусом из пластмассы. Ну потом, конечно, со временем её начало складывать, её можно, конечно, было усилить, но это её утяжелило бы. А когда я намекнул, мол, а что если её поведёт, – он говорит: ну, мы ещё приедем закажем. Ну а потом уже перестройка случилась, стали возить из заграницы, и больше он гитар не заказывал. Они сейчас в Москве в музее МАШИНЫ ВРЕМЕНИ – где-то они организовали такой, то ли при школе, то ли при каком-то клубе – короче, они там сейчас стоят, эти две гитары мои. Потом Миша Боярский: «Я тоже хочу!» Но ему я делал немного другую: если на тех была голова сужающаяся, OVATIONовская, то у Боярского она расширяющаяся, как у IBANEZ. Фотография с Боярским, правда, с пятнами получилась: очень хотелось быстрее напечатать, проявитель я сам делал и не остудил его как следует, поэтому эмульсия пошла пузырями – хорошо ещё, вообще не смыло. И вот после этого Яковлев понял, что этот парень – с руками, ему можно что-то доверить, если он такие здоровенные гитары безо всяких заводских приспособлений сделал.

Андрей Макаревич с полноразмерным "овейшеном". 1982 год	Главный инженер ЛПОИМИ И. А. Яковлев, А. А. Краснощёков, А. В. Макаревич, А. В. Кутиков.  1982 год	Мастер с инструментом для Михаила Боярского. 1985 год

Вообще, у нас нет культуры заказных инструментов – у нас почему-то считают, что если я принёс деньги, то делайте мне быстро, ждать я не могу. А я знаю, допустим, что концертный вариант гитары RAMIREZ – если ты хочешь выступать, взять его и сразу пойти на концерт, на большую сцену – два года делается. Цена его 15-20 тысяч долларов. Платишь вперёд все деньги, приезжаешь через два года, забираешь гитару и можешь, не боясь и не стесняясь, сразу выходить с ней на сцену. И я хотел добиться, чтоб и у нас на фабрике была возможность иметь одну и ту же модель по принципу: «стандартная» модель – простая, упрощённая, потом «комфортная» модель – посложнее, и «люксовая» модель – где там уже и кантики, и перламутр, и колки улучшенные. Вот я хотел, чтобы как минимум три позиции было, а не только одна за 7,50 или за 9,50. Люди же все с разным достатком и разными возможностями игры. Одного это уже не устраивает, он играет лучше, а человеку, который хорошо играет, нужны мелизмы, тонкости, ему на этих дровах дешёвых уже только пальцы ломать, он разучится играть. Но сколько я ни боролся, проспекты приносил и гитары живые… А с гитарами тогда было очень тяжело. Я помню, RICKENBACKER, модель Джона Леннона, по тем временам стоила 900 долларов, на наши деньги к тому времени – 1500 рублей, при зарплате 150-200. И я рисковал, возил её в транспорте, в толпе, а могли же и отобрать, и сломать – а я возил, объяснял им, показывал... Слава Богу, что хоть что-то сдвинулось, но так до конца их пробить и не удалось, потому что им это всё не надо было. Получалось так: я придумал что-то, мне говорят – ну, создавай. Я придумал образцы, придумал дизайн, придумал окраску, конструкцию придумал (это же всё в одном, и конструктор, и технолог), придумал, как фрезеровать, что в первую очередь, какая операция, всю технологическую карту расписал – а потом я шёл в конструкторский отдел, и всё это они с меня срисовывали. Или я там стоял и пальцем водил – вот сюда линию, сюда, вот столько-то градусов... И поэтому я иногда позволял себе ругаться с ними, потому что они понимали: если я уйду – а кто будет всё это везти? Ведь чуть что: «Краснощёков – иди. Там чего-то цулага не работает, почини». И это всё на мне держалось, последние десять лет. Вот как я перешёл в 1984 году – считай, с 1985-го всё это на мне. Да, они сидели, бумажки подписывали, они совещались, они материал добывали, что-то делали – но вот разработкой дизайна и технологическим процессом, контролем этого процесса, занимался только я. Я это говорю не ради хвастовства, а потому что так получалось. Получалось, что вот ты придумал – ты и вали давай, расхлёбывай. Там сменилось три директора, а я не управленец, я был весь в работе – работа-работа, вечером забота о семье, о детях. Мне некогда было их запоминать, общался я с ними так, мельком. Пока работал там – помнил, кого как зовут, а сейчас стал забывать и вряд ли вспомню. К сожалению, у нас были такие назначенцы – директора, инженеры, которым всё было пофигу: это была просто должность, по которой он в кассу ходил, их мало что интересовало. И я там, по существу, один с ними бился. И на этой нервной почве сахарный диабет себе заработал. Лаялся... Я ширину эстрадного грифа под металл 15 лет не мог переделать! У нас была классическая мензура 610 мм, а на неё ставили металлические струны – и это как бы становилась эстрадная гитара. И при этом у Луначарки было много контактов с другими предприятиями, мы же делали огромное количество филиалов по всей стране, я помню. Но я туда не ездил – технолог ездил, всё жаловался, вот, меня опять посылают в Новороссийск, в Новосибирск... Мы там помогали открывать заводы. А я сразу сказал, что у меня маленькие дети. Поэтому я не знаю, что конкретно там делалось. Я только на МЭФМИ ездил, было дело – колки мне нужны были, а у них они качеством были получше, наши-то совсем были отхожие.

Д'Артаньян всея Руси - Михаил Сергеевич Боярский с гитарой работы Александра Краснощёкова в будущих галереях АРТМУЗЫ. 1985 год

Коллектив Муздетали с кинозвездой в интерьерах будущей галереи "Улица Большая Ремесленная"

Полный рассказ А. А. Краснощёкова о его работе на заводе Муздеталь читайте здесь >>>

И обязательно приходите посмотреть на одну из тех самых гитар, - она выставлена на 2 этаже АРТМУЗЫ, в переходе между двумя зданиями, составляющими наш музей.